Макарыч был непревзойденным следопытом и охотником. Особенно удавалась ему охота на волков. Он досконально знал, где конкретно держится каждая стая, сколько в ней зверей. Кроме того, он был отличным вабильщиком: мог голосом, дудочкой, трещоткой подманить под выстрел самого осторожного хищника.
Вой волков — это способ их общения. Так серые хищники сообщают, кто прошел через их охотничьи угодья — человек, лось, кабан, олень, косуля, и сколько их, куда они направляются. Этим успешно пользовался Макарыч. Когда в какой-то деревне в округе начинали буйствовать волки, всегда обращались за помощью к нему. Василий Макарович иногда брал на охоту меня, подростка; но только на птиц: уток, глухарей, рябчиков, тетеревов, куропаток…
Однажды к Макарычу пришел староста Ерохов из деревни Ереминка. Наверняка его посещение было связано с охотой, поэтому, как только староста ушел, я сразу отправился к Макарычу. Он сидел на веранде, чистил, продувал, смазывал допотопное ружье — однозарядную берданку. Верный признак того, что собирается на охоту.
Макарыч не признавал никакого другого ружья:
— В охоте на зверя все равно успеешь сделать только один выстрел, — утверждал он, — зато шарахнуть можно будь здоров! Не только волка, даже медведя уложить запросто.
Отложив берданку, Макарыч пересчитал патроны, уложил их в патронташ и объяснил:
— Федор из Ереминки приходил, волчары их шибко одолевают; всех собак во дворах переловили. Надо помочь. По словам Федора, там пара волков промышляет: старая волчица и молодой волк. Недалеко от деревни, в чащобе, около Гремячьего ручья у них логово. Три года назад я изничтожил там волчью пару, теперь, видно, появилась новая.
— Дядя Вася, возьми меня с собой, — попросил я.
Он ничего не ответил. Я с волнением ждал. Наконец, Макарыч повесил на стену берданку и неожиданно выдал:
— Пожалуй, пора стать тебе волчатником. Приходи завтра вечером часов в шесть. Да оденься потеплее, ночи нынче холодные…
Дома я не находил себе места от радости, все во мне пело и ликовало. Я мог только мечтать об охоте на волков! И вот мечта, похоже, сбывается…
Когда я на следующий день явился в дом Макарыча, застал там старосту из Ереминки. Дядя Вася лежал на постели. Не вставая, он сказал:
— Сашок, прихватил меня хондроз, видишь, как скрючило, — он помолчал, словно собираясь с мыслями, и, обращаясь к старосте, предложил: — Знаешь, Федя, охотиться вместо меня будет Саша. Отведешь его к Гремячьему ручью.
— Справится ли малец? — засомневался староста.
— Я растолкую ему, что к чему, да если и ты поможешь, тогда, думаю, сдюжит, — заключил Макарыч.
Вот что нам со старостой предстояло сделать.
— Федя, — обратился он к старосте, — ты помнишь волчий лаз в чащобе от логова к ручью?
— Помню.
— Метрах в десяти от лаза справа есть приямок. Нарубишь, набросаешь в него еловых веток. Это будет засидка. Но ни в коем случае не приближайтесь к лазу, обходите его стороной, чтобы волки не учуяли вас.
— А ты, — дядя Вася обратился ко мне, — добираясь до засидки, метров пятьдесят пройдешь по берегу ручья. Будешь сидеть тихо; ни кашлять, ни чихать, ни ногой шевелить нельзя. Еще запомни: когда звери из логова к ручью пойдут, первым всегда будет волк, за ним волчица. А когда они будут возвращаться первой пойдет волчица. Вот она-то тебе и нужна. Не станет ее — опустеет логово. Не будет и проблем у ереминцев.
Еще он предупредил в темноте не стрелять; рано утром хищники обычно возвращаются к воде. И еще целиться надо в бок, иначе можно запросто промахнуться…
Засветло дядя Федя натаскал еловых веток и, пожелав мне удачи, удалился…
Я устроился поудобнее на влажных ветках, направил ружье на лаз. Постепенно темнело. От ручья тянуло сыростью. Клочья тумана плотной пеленой опутывали кусты. Тишину изредка нарушало громко-глуховатое у-ху, у-ху, у-ху. Это ухал филин. Где-то далеко стрекотала встревоженная сорока.
Совсем рядом, за ручьем, какая-то птица издавала монотонные резкие звуки кувык-кувык-кувык.
Не скрою, неприятно, даже страшновато было сидеть в тумане, дрожа от холода. А вдруг набросятся волки? Правда, Василий Макарович неоднократно уверял, что эти звери не нападают на человека, как и никогда не защищают потомство. В качестве доказательства он без всякого оружия иногда приносил в мешке волчат.
Увы, как я ни крепился, однако, убаюканный лесными звуками, задремал. Разбудил меня звонкий, трубный, курлыкающий крик, это встречали утреннюю зарю журавли. Очнувшись, я похолодел. Выходило, что я, разиня, горе-охотник, элементарно проспал. Это не просто позор, а настоящее позорище! Вконец расстроенный, я машинально посмотрел на лаз и увидел, как среди кустов одна за другой мелькнули серые тени.
Мгновенно прицелился в первую тень и потянул курок. Грохнул выстрел, тревожно закаркали вороны. Я замер. Попал или промазал? Чтобы удостовериться, бросился к лазу. Увидел и обомлел: уткнувшись оскаленной мордой в мох, лежал здоровенный волк.
Тут же подоспел староста. Осмотрев зверя, сказал: «Вот какая она, зверюга, матерая волчица. А ты, парень, не промах! Попал точно в лопатку. Сдохла мгновенно».
Федор взял волчицу за задние лапы, взвалил на спину, и мы покинули Гремячий ручей. Так я добыл первого волка…
